Он полез в лодку и вытащил почти метровую рыбу — воплощение силы и красоты. Но чешуя успела потускнеть, а глаза остекленели.
— Нечасто такие экземпляры попадаются, — гордо заявил он.
Пока они разглядывали добычу, на Талассу вернулась История. В простой беззаботный мир, знакомый молодым людям всю их недолгую жизнь, внезапно пришли перемены.
Первым знаком стала пересекшая небо черта — словно гигантская рука провела по голубому небосклону куском мела. Края сверкающего следа начали распадаться на множество облачков прямо на глазах. Казалось, будто через небосклон перебросили снежный мост.
Откуда-то издалека донесся раскат грома. Подобного звука Таласса не слышала уже семьсот лет, но любой ребенок узнал бы его сразу.
Несмотря на теплый вечер, Мирисса вздрогнула и сжала руку Бранта. Мужчина не почувствовал касания, увлеченный видом расколотого неба.
Даже Кумар выглядел ошеломленным. Однако он опомнился раньше других.
— Похоже, какая-то колония нас нашла.
Брант медленно покачал головой, хотя и без особой уверенности.
— Зачем? У них наверняка есть старые карты. Должны знать, что Таласса почти вся покрыта океаном. Лететь сюда бессмысленно.
— Научный интерес? — предположила Мирисса. — Посмотреть, что с нами стало? Я всегда говорила: нужно восстановить связь…
Это был старый спор, вспыхивающий каждые несколько десятилетий. Многие соглашались, что надо бы поставить на Восточном острове большую тарелку вместо уничтоженной во время извержения Кракана четыреста лет назад. Но всегда находились дела поважнее или, проще говоря, поинтереснее.
— Постройка звездолета — гигантский проект, — задумчиво проговорил Брант. — Сомневаюсь, что колонии могут себе это позволить. Разве что не останется другого выхода. Как на Земле…
Голос его оборвался. Прошли столетия, но слово это все еще нелегко было произносить.
Все как один повернулись к востоку. Оттуда, со стороны моря, быстро надвигалась экваториальная ночь.
В небе уже появились звезды. Прямо над пальмами висело маленькое созвездие Треугольника, которое невозможно спутать ни с чем. Три его звезды почти не отличались по величине. Но было время, когда возле южной оконечности созвездия несколько недель пылала еще одна звезда, во много раз более яркая.
В хороший телескоп можно разглядеть то, что осталось от этого светила. Однако никакие приборы не покажут вращающийся вокруг него обугленный шар, когда-то бывший планетой Земля.
Более тысячи лет назад один великий историк назвал период с 1901 по 2000 год «столетием, когда все началось». Люди того времени согласились бы с такой формулировкой, добавлял ученый.
Они бы отметили — с вполне заслуженной гордостью — научные достижения той эпохи: покорение воздуха, освоение атомной энергии, открытие основных законов генетики, революцию в электронике и связи, заложение основ искусственного интеллекта и, как наиболее впечатляющие, исследования Солнечной системы и первую высадку на Луну. Однако, как указывал историк, вряд ли даже один из тысячи слышал об открытии, которое во много раз превосходило все остальные, угрожая сделать их полностью бессмысленными.
Открытие это было побочным продуктом исследований Беккереля и выглядело столь же безобидным и далеким от жизни, как его эксперименты. Кто мог ожидать, что результатом затемнения на фотопластинке в лаборатории французского физика пятьдесят лет спустя станет ядерный гриб над Хиросимой?
Природа — строгий ревизор, тщательно проверяющий баланс. Потому физиков крайне озадачило открытие ряда ядерных реакций, в уравнениях которых словно не хватало слагаемого.
Подобно бухгалтеру, спешно пополняющему кассу, чтобы на шаг опередить аудиторов, ученым пришлось ввести в расчеты новую частицу, причем весьма своеобразную. Она не имела ни заряда, ни массы и обладала столь фантастической проницаемостью, что могла беспрепятственно проходить сквозь толщу свинца в миллиарды километров.
Частицу назвали нейтрино — «маленький нейтрон». Казалось, не было шансов обнаружить что-то столь неуловимое. Однако в 1956 году благодаря героическим усилиям разработчиков измерительной аппаратуры физики-практики сделали невозможное. Это событие стало праздником и для теоретиков, нашедших подтверждение своим неправдоподобным уравнениям.
Остальная же часть человечества ничего об этом не знала и особо не беспокоилась. Но отсчет времени до Судного дня уже начался.
Исправность местной сети Тарны никогда не превышала девяноста пяти процентов. При этом восемьдесят пять узлов из ста всегда были загружены. Почти все оборудование на Талассе проектировали гении далекого прошлого. Сеть не была исключением. Поэтому вероятность серьезной аварии стремилась к нулю. Система работала бы даже в случае выхода из строя значительной части аппаратуры, пока кто-нибудь, потеряв терпение, не починил бы ее наконец.
Инженеры называют такой процесс постепенной деградацией. По мнению некоторых циников, то же самое можно было сказать о жизни на Талассе в целом.
Судя по данным центрального компьютера, сеть работала в пределах стандартных девяноста пяти процентов. Мэр Уолдрон с радостью согласилась бы и на меньшее. За последние полчаса ей не позвонил только ленивый. В здание администрации набилось больше людей, чем могло там разместиться, не стесняя друг друга; о том, чтобы всех рассадить, и речи не шло. Не меньше полусотни взрослых и детей столпились в одном помещении. Кворум для обычного собрания составлял двенадцать человек, и иногда, чтобы его собрать, требовались драконовские меры. Остальные пятьсот шестьдесят жителей Тарны предпочитали отсиживаться в уютных домиках и голосовали, только если предмет их действительно интересовал. Мэру звонили из канцелярии президента, из службы новостей Северного острова и дважды от губернатора провинции. Вопросы не отличались оригинальностью и осмысленностью. Ответ был общим для всех: «Разумеется, мы вам сообщим, если что-то случится. Спасибо, что интересуетесь».
Мэр Уолдрон не любила происшествий, вызывающих сильное волнение. Она построила более-менее успешную карьеру, стараясь их избегать. Конечно, удавалось это не всегда; вряд ли ее запрет мог изменить направление урагана девятого года, который и поныне оставался самым заметным событием столетия.
— Тишина, пожалуйста! — прикрикнула она. — Рина, оставь в покое раковины, не для того их расставляли! Тебе давно пора в постель! Билли, вон из-за стола, кому сказала?!